Из книги воспоминаний князя С.М. Волконского "Родина":
Разрешение на выезд после пятидесяти лет… В комнате № 28 сидит барыня в нарядном черном платье с отменными манерами. Это тоже эволюция: вместо папахи с папироской.
— И много уже воспользовалось разрешением?
— Очень много.
— Как давно декрет?
— Полтора месяца. Видите ли, мы это сделали (что это «мы»? — pluralis majestatis или pluralis modestiae?[9]), мы это сделали для того, чтобы дать возможность тем старым и больным людям, у которых есть за границей родственники, найти там условия более легкие, чем те, в которых они здесь живут.
Хотелось сказать, что проще было бы не ставить их в те условия, в которые они «вами» поставлены, но я спросил:
— Это без права возвращения?
— Пока. Но, конечно, впоследствии…
— Так что, собственно, это изгнание?
— Нет, я вам говорю, что, как только обстоятельства поправятся…
— Ну да ведь так мало привлекательного и сердцу близкого здесь осталось…
С ангельской улыбкой эта интернационалка отвечала:
— Ну все‑таки — голос родины…
С.М. Волконский. «Родина»
— Ну, знаете, после того, что на родине со мной сделали… У меня все отняли, меня только еще раздеть можно, и то корысть невелика — локти продраны… Вы смотрите, что у меня пальто хорошее, меховое? Это моего друга, который повесился.