Заспорили в Гайдпарке о Солженицыне…
Считаю, что человек, написавший «Матрёнин двор», не может быть не прав. В рассказе чётко проявился гражданский образ писателя-человека.
Мой «оппонент» прислал мне комментарий такого содержания:
«Не поленился и ещё раз перечитал "Матрёнин двор":
http://lib.ru/PROZA/SOLZHENICYN/matren.txt
Не знаю, чем Вы, Алла, так впечатлились: тяжёлым "под народный" языком, двусмысленными выражениями, типа:
"у нее места не было (они с мужем воспитывали ее престарелую мать), " или кондовой Россией, которую описывал автор. Текст перенасыщен его неологизмами, корявыми и неудобочитаемыми.
Как и вся его проза, рассказ оставляет горький осадок
безвыходности и беспросветности.
Описанию мышей и тараканов посвящена целая страница.
Смакование язв и болячек - характерно для Солженицына.
После прочтения у меня осталось тягостное впечатление и возникает вопрос: "Неужели везде была такая безнадёга?"
Эти слова разбередили мне душу. «Неужели везде была такая безнадёга?» Разве ответишь в нескольких словах? Если совсем кратко, то примерно так:
«Михаил! Замечательно, что вы перечитали "Матрёнин двор". Это говорит о настоящей заинтересованности и желании серьёзно разобраться во всём. И это делает вам честь. Респект!)
Но по-детски наивно звучит ваш вопрос: "Неужели везде была такая безнадёга?" Вы что, жизни не знаете? Или вы житель Кремля и никогда не выезжали за его околицу?
Также вам не нравится "тяжёлый" язык повествования. Так читайте "Антоновские яблоки" Бунина! Наслаждайтесь! Там ностальгия по дворянскому гнезду сдобрена изящными эпитетами и метафорами, украшена очаровательными пейзажами. Душа не омрачается описанием убого убранства крестьянской избы и нищенского существования, как это у Солженицына. Тема у автора рассказа "Матрёнин двор" несколько иная... Поэтому язык повествования стилистически оправдан.
"Так дальше жить нельзя!" - как бы говорил нам писатель. Подталкивал к поискам и переменам. Изменили общество. Стало ещё хуже... "Вечный эксперимент" по И.Глазунову?»
А теперь подробнее о том, какие воспоминания разбередили мне душу.
Как мог Солженицын так тонко подметить мельчайшие детали и подробности жизни простых людей из глубинки?! Ведь он, фактически, документально достоверно описал в рассказе «Матрёнин двор» жизнь моей бабушки! Он, воевавший во время Великой Отечественной войны, затем сосланный в Казахстан, а потом поселившийся в глубинке средней полосы России, ставший всемирно известным писателем, как он мог знать о ней, моей бабушке!? И так её любить!
Первые мои осознанные впечатления относятся где-то к пятилетнему возрасту. Помню, как мама и отец приехали во время отпуска из Донбасса в далёкую белорусскую деревеньку, навестить своих родителей и погостить у них. Вернее, не родителей, а матерей, потому что оба их отца (а моих два деда) погибли на войне. У одной моей «бабушки», которой не было и 40 лет, осталось пятеро детей на руках, у другой – двое. Жили они тогда так: картошка на столе – великий праздник. В основном же – суп картофельный с лебедой или прочими «пряностями». Всё как в рассказе «Матрёнин двор»: на завтрак - «суп картонный», на обед – картофель отварной. Можно разнообразить: делать наоборот.
В поисках лучшей жизни мой отец после срочной службы в армии на Дальнем Востоке подался на Донбасс, пошёл работать шахтёром. По сравнению с жизнью в послевоенной деревне – это был «рай»: получил квартиру со всеми удобствами, «хорошие заработки» позволили купить телевизор и жить, по тем временам, безбедно. Подарочки привезли в деревню своей родне, да и так высылали понемногу денег с каждой получки. Обе бабушки не получали никаких пенсий. Как жили? Лес, река, огород, куры, свиньи. Летом чернику и грибы в Могилёве продавали, появлялась своя копеечка…
В Донбассе шахтёры действительно жили тогда неплохо: в магазинах полное изобилие, шахтёрские жёны могли позволить себе вообще не работать, заниматься домашним хозяйством, всяких производственных товаров было навалом. В «нагрузку» к товару что-нибудь обязательно давали: мои родители, покупая телевизор (большая редкость по тем временам!), купили мне резинового надувного оленёнка. Можете себе представить, какая это была радость, если я до сих пор помню об этом.
Мама шила себе красивые крепдешиновые платья на лето, особенно запомнилось одно… Кстати, куда девался этот крепдешин?
И вот я приехала из почти «коммунистического рая» в деревню, в «далёкое прошлое» нашей страны. Дома – телевизор, а здесь – свет в дома ещё не провели. Лампы, в которые добавляли какое-то масло, освещали избу по вечерам. Мне так нравилось! Такой старинный уют, так необыкновенно хорошо! На бревенчатой стене помню огромную чёрную тарелку, это радио такое было. Его никогда не выключали: под гимн Советского Союза засыпали (12 часов ночи), под гимн просыпались (6 часов утра), а то и раньше.
«Неужели везде была такая безнадёга?» - спрашивает во время дискуссии Михаил. Думаю, это как посмотреть. Солженицын увидел приметы того времени, указал нам на них. Это его взгляд со стороны. Мой взгляд – из детства. Приметы совпадают. Настроение разное. У меня – «розовое», «безнадёги» не вижу, хотя она была и есть. Это жизнь. Ведь если посмотреть на жизнь крепостных крестьян – то это вообще ужас! А они жили себе своей жизнью, что Бог дал…
Те, кто жили в ней, в «безнадёге», не имели возможности с чем-то лучшим сравнить, им казалось это нормальным, потому что все люди вокруг так жили и живут. Ну, а те, кто жил лучше, ни о какой «безнадёге» вообще говорить не станут. Писатель – он как философ, видит не деревья вокруг, а весь лес сверху. Ему видней свысока, поэтому он и предупреждает нас, даёт советы, как Тарас Бульба во время казни на высоком берегу Днепра не о себе думает, а о своих товарищах, кричит им, даёт наставления, куда надо бежать, чтобы спастись в данной ситуации.
Помню, как поражена была при виде того, с каким аппетитом деревенская девочка, моя новая подружка, ела серого цвета обычную городскую булку величиной с батон. И съела всю! Прямо на улице, не запивая. С таким аппетитом я могла съесть только мороженое или пирожное, а для неё таким лакомством была эта асфальтного цвета булка. Завезённая в единственный на всю деревню магазинчик хлебная продукция была нечастой радостью – один раз в неделю. Хлеб покупали на всю неделю, покупали много, складывали в мешки, чтобы хватило до следующего раза.
Я тот хлеб есть не могла: чёрный, кислый какой-то. Белого не было. Когда же увидела, как «вкусно» ест подружка «булку», попросила дать укусить. Попробовала – невкусно: горько-кисло-солёный. А она его ела с наслаждением! Никогда не забуду! Как сейчас эта картина перед глазами.
Какой была деревенская еда? Картошка вареная в чугунках, капуста квашеная, грибы, сало жареное и простое, солонина, речная рыба какая-нибудь костлявая… Из этого меню я ничего не ела. С удовольствием пила молоко, ела ягоды, кашу, приготовленную в русской печи в чугунке, который доставали ухватом. Интересно как! Вкуснее той перловой каши ничего себе даже представить не могу. Неужели всё это была «безнадёга»?
«Консерва», упоминаемая в рассказе «Матрёнин двор», действительно была редким роскошным лакомством. Ели ведь всё натуральное, из лесу, реки, огорода. А по праздникам – и «рыбную консерву» можно иногда позволить… Ту самую, на которую мы сейчас и смотреть не хотим, не то что есть. Знаем толк во вкусной и здоровой пище! Нам теперь только свежие морепродукты подавай! )))
«Описанию мышей и тараканов посвящена целая страница», - написал в комментарии Михаил. А куда от них деться? Толстые чёрные тараканы лезли изо всех щелей деревянной избы. Поначалу я их пугалась, а потом привыкла и перестала обращать на них внимание, как и они на меня. Тараканы жили своей жизнью, а мне было не до них: вокруг столько интересного! Вот у Виктории Фёдоровой, дочери артистки советского кино Зои Фёдоровой, история была пострашней. В книге воспоминаний о своём детстве она рассказывает, как жила со своей тётей во время ссылки в Казахстане, мать была репрессирована и сидела в сталинских лагерях за связь с американским военным атташе. Кстати, Виктория появилась на свет в результате этой «преступной связи». Так вот, она с ужасом рассказывает, что у них в земляном полу из нор выползали… тарантулы! И дети с ними «забавлялись»: наливали воду в их норы и наблюдали, как ядовитые насекомые будут себя вести! Вот ужас так уж ужас!
Было…
Солженицын сам прошёл трудный путь, правдиво рассказал о том, что видел и пережил. Разве справедливо его упрекать за «малорадостный» взгляд на жизнь? За «безнадёгу»? За то, что рассказ оставляет горький осадок?
Это его «былое и думы»… Это его собственная страница из «Вавилонской библиотеки»…
