Вспоминаю первую ночь, проведённую в отеле во время моей поездки за границу в Хорватию.
Заселились в отель поздно, на улице уже было темно. Моя попутчица легла спать. Дальше – почти как в романе «Война и мир»:
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну, как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь эдакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
*
Только моё волнение было связано не с прелестью ночи, как у Наташи Ростовой, а с тревожной неизвестностью и перевозбуждённым состоянием от осознания предстоящих открытий : что завтра меня ждёт? что я увижу? какое оно, Адриатическое море? Чужие люди, чужой язык, чужая страна. И я здесь тоже чужая. Вышла на балкон. Мне захотелось посмотреть на небо, какое оно здесь, тоже чужое? И вдруг с радостью разглядела там ковш Большой Медведицы! Душа ликовала : я нахожусь «под крышей домой своего». Небо точно такое! Своё, родное!
И вот сегодня я нашла отголоски своих мыслей в воспоминаниях Надежды Теффи, которая во время эмиграции в 1920 году оказалась в Париже. Она рассказывает, как в первые парижские месяцы беженцы из России каждую ночь искали на небе Большую Медведицу – всё, кроме звёзд на небе, было незнакомым и чужим: «Нам, русским, почему-то всегда кажется, что мы должны отыскать Большую Медведицу. На что это нам — сами не знаем, но ищем озабоченно, деловито крутя шеей и тыча пальцем в созвездие Ориона.
Почему стараемся — никому неизвестно. Может быть, потому, что жутко ночное небо и хочется поскорее найти на нем старых знакомых, чтобы не чувствовать себя чужим и одиноким».
