«По телевизору совершенно нечего смотреть!» - эта фраза стала для каждого настолько привычной и будничной, что не оставляет никаких сомнений насчёт качества современных телесериалов и художественных фильмов, не говоря уже о прочих передачах.
С неослабевающим интересом смотрятся лишь фильмы прошлых лет, относящиеся к классической эпохе под названием «советское кино».
В чём секрет вечной молодости тех фильмов?
Один из ответов на этот сложный вопрос нашла в дневнике Евгения Шварца «Живу беспокойно».
В нём самый современный сказочник рассказал, как комиссия в 1947 году (!!!) принимала фильм «Золушка», поставленный по его сценарию.
Фильм приказано было выпустить на экраны ко Дню Победы.
Сначала посмотрел картину министр культуры. (!)
На следующий день смотрел «Золушку» худсовет министерства. (!)
Обсуждали долго, принимая картину. Выступали заслуженные деятели искусства: Чирков, Пудовкин, Берсенев, Соболев. (!)
Ходили слухи, что «Золушку» смотрел кто-то из Политбюро.(!)
«Словом, короче говоря, все члены совета хвалили картину так, что министр в заключительном слове отметил, что это первое в истории заседание худсовета без единого отрицательного отзыва», - пишет в своём дневнике Шварц.
Худсовет присваивал «знак качества».
Так закалялась сталь…
И ещё размышления в тему по поводу того, что способствует успеху и как его добиться… Хотите знать, почему именно фильм Козинцева «Гамлет» оставил позади, с большим отрывом, всех прочих достойных претендентов на пальму первенства?
Ответ читаем в дневнике Шварца: «Человек он (Козинцев) по-настоящему образованный. Шекспира знает, как никто в кинематографе и его окрестностях, причем читал его в подлиннике и прочел все, что можно о Шекспире, составил целую библиотеку, и профессиональные шекспирологи уважают его». Есть такие режиссёры сейчас?
*
Интересные факты и мысли из дневника Шварца:
Черкасов рассказывает об Эйзенштейне: «Он боялся умереть – мексиканская гадалка предсказала ему смерть в пятьдесят лет. Когда в Доме кино хотели отпраздновать его пятидесятилетний юбилей, он сказал: „Тсс, тсс, отложим на месяц“, – и умер через две недели.
*
Дед мой был цирюльник в старинном смысле этого слова. Он отворял кровь, ставил пьявки (помню их на окне в цирюльне), дергал зубы и, наконец, стриг и брил.
*
Я сижу рядом с Лилей Брик. Она рассказывает об Арагоне и Триоле. Оба необыкновенно трудоспособны. Работают целыми днями и не понимают, как можно ничего не делать хоть несколько часов подряд. Оба необыкновенно смелы. (У Арагона в петлице ленточки пяти высших французских военных орденов.) Рассказывает, что по подпольному радио во Франции после десанта союзников была передана условная фраза, предупреждающая об этом все подпольные организации: «За разорванное в первый раз сукно – 200 франков». (Такие объявления висят во французских биллиардных.) Арагон в это время работал в подпольной типографии. Триоле слушала радио. Услышала она эту фразу и не могла двинуться с места. Сердце заколотилось. Ноги перестали слушаться. А радио повторило эту фразу еще несколько раз. Тогда Эльза Триоле выбежала на улицу. И через несколько минут городок стал неузнаваем. Выбежали люди с факелами. Побежали на аэродром, куда в точно назначенный час самолеты союзников стали сбрасывать оружие.
*
Что же касается личности самого писателя, то об этом можно говорить только с чувством безмерного уважения и благодарности.
Шварц любит Чехова: «Я люблю Чехова. Мало сказать люблю – я не верю, что люди, которые его не любят, настоящие люди. Когда при мне восхищаются Чеховым, я испытываю такое удовольствие, будто речь идет о близком, лично мне близком человеке. И в этой любви не последнюю роль играет сознание, что писать так, как Чехов, его манерой, для меня немыслимо. Его дар органичен, естественно, только ему. А у меня он вызывает ощущение чуда. Как он мог так писать?»
*
Воспоминания Шварца о детстве радуют «сопричастностью» переживаний:
«Да, мы часто переезжали, когда я был маленький. Помню поезда. Помню огромные залы, буфетные залы, где ждали мы пересадки. Тоненькие макароны, которые я почему-то считал свойственными только вокзалам и которые иногда с соответствующей мясной подливкой и теперь напоминают мне детское ощущение дороги, праздника. Поездки всегда были для меня праздником. Мне и теперь непонятно, когда меня спрашивают, не мешают ли мне поезда, которые проходят довольно близко от нашей дачи. Не мешают, а радуют, особенно когда слышу их сквозь сон».
