Русские люди в большинстве случаев глубоко любят Россию и русский народ. Но с другой стороны, будучи чуткими ко всякому злу и несовершенству, они нередко бранят Россию и русский народ так страстно, как будто ненавидят свою родину.
Пушкин в письме к жене 18 мая 1836 года сказал: «Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом», а через полгода, когда было напечатано первое «Философическое письмо» Чаадаева, презрительно оценивавшего прошлое России, он писал Чаадаеву:
«Клянусь честью, ни за что на свете не хотел бы я переменить отечество или иметь иную историю, чем история наших предков, какую Бог нам дал».
Белинский в своих беседах с приятелями резко критиковал Россию; он «бил по щекам свою мать» Россию, говорит Достоевский в «Дневнике писателя». И вместе с тем Белинский писал: «Чем больше живу и думаю, тем больше, кровнее люблю Русь». «Любовь моя к родному, русскому — страдальческое чувство».
Глинка в письме 8 марта 1841 года говорил: «Увезите меня отсюда — я достаточно терпел эту гнусную страну — довольно с меня. У меня сумели отнять все, даже энтузиазм к моему искусству — мое последнее прибежище». И вместе с тем, по сообщению И. И. Панаева в его «Воспоминаниях», Глинка горячо любил Россию и охотно беседовал о будущности ее **. Любовь к русскому народу он выразил делом, поскольку искал национальной формы в своем музыкальном творчестве посредством связи с народным искусством.
Салтыков–Щедрин, безжалостно изобличавший в язвительных сатирических очерках недостатки русского государства и русского народа, писал: «Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где‑либо, кроме России»***.
Мусоргский был отрицательно настроен к режиму Русского государства, но он горячо любил русский народ. Он писал Репину: «Какая неистощимая рука для хватки всего настоящего жизнь русского народа»; мне «не познакомиться с народом, а побрататься жаждется». Брат его рассказывал о его. любви к народу и о том, что он «считал настоящим человеком русского мужика»****.
Недостатки русского народа Достоевский описал острее и глубже,чем Щедрин, но в то же время он глубже видел и достоинства его. За месяц до смерти он писал: «Я за народ стою прежде всего; в его душу, в его великие силы, которых никто еще из нас не знает во всем объеме и величине их, — как в святыню верую» (Дневник писателя. 1881. 1, 5).
В душе Тургенева тесно сплетались ненависть к России и любовь к ней *.
Лев Толстой, хорошо описавший недостатки русских крестьян, писал по поводу картин Орлова, что он вместе с художником сознает «великую духовную силу народа» и любит «его мужицкую смиренную, терпеливую, просвещенную истинным христианством душу».
Николай Лосский
