Джуну встретили, как «центровую», и усадили во главе стола.
Алла Борисовна была уже, в общем, не совсем трезвой. Она предложила Джуне выпить.
Целительнице предстояли трудные дни ответственнейшего для страны лечения иностранцев, и не где-нибудь в Крыму, а во враждебном лагере – в Европе. За ее визиты стране платили валютой!
Джуна отказалась пить, что обидело Аллу Борисовну. Она тоже, по всем жаргонным канонам, никогда не была «девочкой пай», поэтому крепко схватила Джуну за волосы на затылке, другой попыталась влить ей в рот насильственным образом стакан водки.
Но Джуна была драчливой с детства и не дала себя в обиду.
– А ну-ка пей! – командовала Алла Борисовна, таща гостью за волосы.
Джуна до конца жизни терпеть не могла, когда люди дотрагиваются до ее волос. Как только стакан водки оказался у ее губ, сработал некий бойцовский механизм самосохранения.
– Я не знаю, как, но одной рукой я дала ей под дых, у меня же черный пояс по карате, второй взяла невероятно огромных размеров хрустальную вазу с цветами, как я ее цапанула, не знаю, ваза не входила в руку, и она оказалась на голове Аллы. Разбилась, осколками поранив лицо. Все произошло мгновенно, в каком-то инфернальном зверином состоянии защиты. Помню только, что еще оттолкнула летящую ко мне Кристину. Та вообще обалдела – бросаться на людей с ножом! Тем более на меня! Сумасшедшая! Убить могла! Я не помню все четко, в руках моих остался обрывок ее подвесок каких-то дрянных. Не то бус, не то цепочки. Меня оттащили. Я опомнилась уже в лифте с этой дрянью в руках. Как с военным трофеем… Я никогда не прощу ей, что она так унизила меня перед гостями!
