Пожилой бывший офицер, может быть, театральный актёр с аристократическими манерами (что можно предположить по речи и военной выправке: чистое, аккуратное обмундирование, правда, непонятного рода войск неизвестного века; исполненная человеческого достоинства манера держаться) - пользуется благотворительными обедами…
Что же могло случиться в его судьбе, чтобы…?
Бывший военный (или актёр) говорит красиво, заслушаешься:
- Так же, как и на войну, так же и в столовую каждый приходит по своим причинам. Здесь очень приветливый хозяин, и главное – сохраняются традиции меценатства Петербурга, то есть мы сохраняем тот русский дух того русского купечества, которое всегда несёт милосердие, Благовест и помогало народу. Наверное, вот это главное.
«Милосердие», «Благовест», «традиции меценатства Петербурга» - всё это так высоко и так далеко от нашей жизни! Что же это за человек, откуда он к нам пришёл в наш XXI век ?
Бесплатные обеды… честь мундира… - аналогия: русский адмирал… ( роман В. Пикуля «Три возраста Окини-сан»).
Русский адмирал Коковцев после тяжёлых жизненных испытаний (ветеран Цусимы, пережил революцию 1917 года, гражданскую войну, эмиграцию) решил вернуться в Японию к своей любимой женщине – японке Окини-сан.
Встреча с «Наиной» была печальной:
«В нищенской лачуге, собранной из досок и листов ржавой кровельной жести, поджав под себя ноги, сидела облысевшая старуха с желтой кожей, высохшей от нужды и непосильного труда. Перед нею, грязной и отвратной, стояла бутылка дешевейшего сакэ, уже наполовину опорожненная. И лежали еще три сливы. Три раздавленные сливы – ужин ее!»
Бывший русский адмирал разделил «бизнес» Окини-сан: стал зарабатывать себе на жизнь … стиркой белья.
– Надо же так! Русский адмирал… Черт побери, неужели он сам выстирал мои трусы и манишку под галстук? - кричали матросы с кораблей.
С «русским адмиралом» расплачивались щедро. Чтобы добиться ещё большего успеха у публики, Коковцев пообещал в следующий раз прийти в адмиральском мундире. Своим «успехом» и планами он поделился с Окини-сан.
Та помрачнела лицом. «Коковцев перехватил ее взгляд – он был в эти минуты такой же, каким она (в юности) любовалась замшелыми камнями, светом луны в праздник дзюгоя. А лицо ее сделалось почти молодым…»
Она обняла его.
– Не держи меня! – успел крикнуть он.
Короткий всплеск и холодный мрак.
Жизнь продолжалась, но это была уже не их жизнь!