Когда в Москве Марк Захаров, работавший тогда ещё рядовым режиссёром в театре Сатиры, поставил комедию А.Н.Островского «Доходное место», народ валом валил на представления. Казалось бы, что такого интересного может быть в пьесе позапрошлого века, что могло бы вызвать ажиотаж у публики?
Сама Фурцева с комиссией приезжала посмотреть спектакль, правда, приезжала не по своей воле: Татьяна Пельтцер в «умственном помрачении» настрочила донос на главного режиссёра Плучека, что тот якобы поставил «антисоветчину». Спектакль смотрела комиссия, вооружённая текстом Островского и сверявшая каждое произносимое на сцене слово. Всё точно, никакой отсебятины. Тогда в чём тайна, почему постоянно аншлаги на спектакль с незамысловатым сюжетом из прошлой жизни?
Решила перечитать комедию Островского, чтобы разобраться. С первых строк – всё понятно!
Тайна популярности в том, что комедия по-прежнему актуальна: годы прошли, а проблемы остались всё те же - взятки, продажная любовь, отсутствие высоких идеалов.
Молоденькие девушки выходят замуж за стариков. Так было, так есть.
Мужчина вознаграждает женщину за «разность в летах». «Большая» заслуга – быть моложе супруга, за это получать вознаграждения… Не за то, что «она его за муки полюбила, а он её за состраданье к ним», не за тонкую душевную организацию, скромность, нежность, а просто так получать вознаграждения – «за молодость».
«Вышневский. Вы не требовали; но я должен был чем-нибудь вознаградить вас за разность в летах. Я думал найти в вас женщину, способную оценить жертвы, которые я вам принес. Я ведь не волшебник, я не могу строить мраморных палат одним жестом. На шелк, на золото, на соболь, на бархат, в который вы окутаны с головы до ног, нужны деньги. Их нужно доставать. А они не всегда легко достаются.
Вышневская. Мне ничего не нужно. Я уж говорила вам не один раз об этом.
Вышневский. Но мне нужно же наконец покорить ваше сердце. Ваша холодность меня сводит с ума. Я страстный человек: из любви к женщине я способен на все! Я купил вам в нынешнем году подмосковную. Знаете ли, что деньги, на которые я ее купил... как бы это вам сказать?.. ну, одним словом, я рискнул более, нежели позволяло благоразумие. Я могу подлежать ответственности».
Мужчина хочет покорить юное сердце подарками… На что он надеется? Пусть представит себя в аналогичной ситуации: старуха дарит ему несметные богатства, чтобы покорить его сердце, этакая Наина… Покорит? Полюбит он её? Странные люди! Не могут мыслить, что ли, не видят себя со стороны. Полностью отсутствует самоанализ. Ради желаемой добычи мужчины рискуют более, нежели позволяет благоразумие, т.е. идут на риск, нарушения законности. Ради каких высоких целей? Чтобы приносить пользу своему народу? Отечеству? А-ха-ха! Ради любви молоденькой девушки, всего-то навсего…
Столыпин писал в письме к Толстому: «Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как-то: чувство голода, половое чувство и т.п., и одно из самых сильных чувств этого порядка – чувство собственности». Оказывается, вот они, те киты, на которых держится земля!
«Вышневский. Поведение! Поведение! Из любви к вам я готов даже на преступление. Чтобы только купить вашу любовь, я готов заплатить своим бесчестием».
А вот его молодой племянник Жадов полюбил бедную девушку, хочет жениться:
« Дядя советует прежде нажить денег, каким бы то ни было образом, купить дом, завесть лошадей, а потом уж завести и жену. Могу ли я согласиться с ним? Я полюбил девушку, как любят только в мои лета. Неужели я должен отказаться от счастия оттого только, что она не имеет состояния?» На что получает резонное возражение:
«Вышневская. За вас-то можно поручиться; но ваша жена... молодая женщина! Ей трудно будет перенести какой бы то ни было недостаток. У нас очень дурно воспитывают девушек. Вы, молодые люди, представляете нас ангелами, а поверьте, Василий Николаич, что мы хуже мужчин. Мы корыстнее, пристрастнее. Что делать! нужно признаться: в нас чувства чести и строгой справедливости гораздо меньше. Что еще в нас нехорошо, так это - недостаток деликатности. Женщина способна упрекнуть, что редкий развитой мужчина позволит себе. Самые обидные колкости нередки между короткими приятельницами. Иногда глупый попрек женщины тяжелее всякой обиды».
Да ведь всё правильно! Всё как есть!
Смысл существования чиновников: каждый « знает по собственному опыту, что лучше быть сытым, чем голодным философом…» Взяточником быть выгоднее, чем честным человеком.
Жадов: «…но расстаться с моими убеждениями я не могу: они для меня единственное утешение в жизни.
Вышневский. Да, на чердаке, за куском черного хлеба. Славное утешение! С голоду восхвалять свою добродетель и ругать товарищей и начальников за то, что они умели устроить свою жизнь и живут в довольстве, семейно и счастливо. Прекрасно! Тут и зависть пособит».
«Вышневский. Пожалуйста, не думай, чтобы ты говорил что-нибудь новое. Всегда это было и всегда будет. Человек, который не умел или не успел нажить себе состояние, всегда будет завидовать человеку с состоянием - это в натуре человека. Оправдать зависть тоже легко. Завидуюшие люди обыкновенно говорят: я не хочу богатства; я беден, но благороден.
Жадов. Да, дядюшка, я женюсь и хотел об этом говорить с вами.
Вышневский. И, вероятно, по любви, на бедной девушке, а еще, пожалуй, и на дуре, которая об жизни имеет столько же понятия, сколько и ты; но уж, наверно, она образованна и поет под расстроенные фортепьяно: "С милым рай и в шалаше".
Стала традиционной поговорка сомнительного содержания: если ты умный, то почему тогда не богаты? Оказывается, и эта мысль совсем не нова, читаем у Островского:
Жадов ( о будущей тёще). Да она меня и не слушает, она меня просто не считает за умного человека. По их понятию, умный человек должен быть непременно богат.
Юлинька. Да уж делать нечего, Полинька, мы пока, сколько можем, будем тебя поддерживать. Только не слушай ты, пожалуйста, своего мужа. Ты ему растолкуй хорошенько, что ты его даром любить не будешь. Ты, глупенькая, пойми, за что их даром любить-то, мужьев-то? Это довольно странно! Обеспечь меня, дескать, во всем, чтобы я блистала в обществе, тогда я тебя и стану любить. Он от капризу не хочет твоего счастия, а ты молчишь. Попроси только он у дяди, и ему дадут такое же доходное место, как у моего мужа.
Кукушкина. Бывают же такие мерзавцы на свете! А впрочем, я его и не виню: я на него никогда надежды не имела. Ты-то что ж молчишь, сударыня? Не я ли тебе твердила: не давай мужу потачки, точи его поминутно, и день, и ночь: давай денег да давай, где хочешь возьми, да подай. Мне, мол, на то нужно, на другое нужно. Маменька, мол, у меня тонкая дама, надо ее прилично принять. Скажет: нет у меня. А мне, мол, какое дело? Хоть укради, да подай. Зачем брал? Умел жениться, умей и жену содержать прилично. Да этак с утра да до ночи долбила бы ему в голову-то, так авось бы в чувство пришел. У меня бы на твоем месте другого и разговору не было.
Полина. Человек создан для общества.
Жадов. Откуда это у тебя?
Полина. Ты меня, в самом деле, за дуру считаешь. Кто ж этого не знает! Всякий знает. Что ты меня, с улицы, что ли, взял?
Жадов. Да для общества-то нужно приготовить себя, образовать.
Полина. Ничего этого не нужно, все вздор, нужно только одеваться по моде".
Бери, большой тут нет науки».
Бери, что можно только взять.
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать, брать, брать...
Не о наших ли это супер-современных девушках?
Заканчивается комедия словами Жадова: «Я буду ждать того времени, когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного».
Интересно, наступит ли это время?
