Знаменит он, едок и задирист
Только тем, что граф и вертопрах,
Тем, что у него орловский выезд,
Тем, что у него шинель в бобрах.
Граф молчит, угрюмый, диковатый,
Как волчонок худ, большеголов,
Ну, а перед ним дундуковатый
Враг его, профессор Иванов.
Зависть к титулованным запрятав,
Он от желчи собственной прокис.
Мерзок дундукизм аристократов,
Но страшней – плебейский дундукизм.
А от графа запахом дворянским
Хлещет раздражающе, остро:
Чуть одеколоном, чуть шампанским,
Лошадьми, пожалуй, даже тро…
Иванов бы сам хотел так пахнуть,
И за это, тайно разъярён:
- Ну те-с! Что же Вам подскажет память? –
Графа сладко спрашивает он.
На лице плебействует сиянье…
Ни полслова граф не произнёс:
«Изложить великие деянья
Николая Первого» - вопрос.
Скучно повторять за трепачами!
Скучно говорить наоборот.
Пожимает граф Толстой плечами
И другой билет себе берёт.
Но билеты, словно осмеянье,
Как их можно принимать всерьёз?
«Изложить великие деянья
Анны Иоанновны» - вопрос.
Кто вы, составители билетов,
Если пряча столько их в тени,
О деяньях просите ответов,
А о злодеяниях – ни-ни?!
Как Катюшу Маслову, Россию,
Разведя красивое враньё,
Лживые историки растлили,
Господа Нехлюдовы её.
Но не отвернула лик фортуна,
Мы под сенью Пушкина росли!
Слава Богу, есть литература –
Лучшая история Руси!
Шмыгает профессор Мокроносов:
- Ну те-с, не пора ли, граф, начать?
Граф Толстой выходит, на вопросы
Граф Толстой не хочет отвечать.
И профессор «нуль» ему как выдаст!
Долго ждал счастливой той поры:
«На тебе, за твой орловский выезд!
На тебе за все твои бобры!
«Нуль» - Толстому… Выискался гений.
«Нуль» - толстому! Жирный! Ву а ля!»
Тем, кто выше всяких измерений,
«Нуль» поставить – праздник для нуля.
А Толстой по улицам гуляет,
Отпустив орловский выезд свой.
А Толстой штиблетами гоняет
Тополиный пух по мостовой.
Будут ещё слава и доносы,
Будут и от церкви отлучать,
Но настанет время, на вопросы
Граф Толстой захочет отвечать.
А пьянчужка в драной бабьей кофте
Вслед ему грозится кулаком:
«Мы ещё тебя, графёныш, к ногтю!»
Эх, дурило, знал бы ты, о ком…