Сейчас принято считать, что единственная функция чтения – развлечь читателя. Вероятно, по этой причине так популярны детективы Донцовой, Устиновой, Шиловой и миллиона других таких же авторов. Их произведения просты, легкодоступны, развлекательны. Ничего не имею против них, но питание человека должно быть разнообразным, сбалансированным.
Мы же понимаем, что есть всё время одни пирожные вредно. И приторно становится. Только хлеб не приедается.
Как говорится в пословице, делу – время, потехе – час. Развлекаться – хорошо, но думать, чувствовать, сопереживать – ещё лучше. И ещё Чехов говорил, что писать надо кратко, «краткость – сестра таланта», а плотность мысли, вложенной в небольшой текст, должна быть объёмной, безграничной. Вот ведь в чём секрет! Килограммы исписанной Д.Донцовой бумаги ценятся гораздо меньше во всём мире, чем какой-то единственный листочек рукописи Чехова, если бы таковой был сейчас где-то случайно найден. Из современных писателей к «настоящим» я бы отнесла Дмитрия Быкова.
Дмитрия Быкова называют самым многогранным и плодовитым литератором современной России. Поэт, публицист, автор романов «Оправдание», «Орфография», «Эвакуатор», в 2006 году удостоен Первой премии «Большая книга» за биографию Бориса Пастернака в серии «Жизнь замечательных людей».
Что долго рассказывать? Прочтите отрывочек из рассказа «Ночные электрички», и вы поймёте, как он пишет:
«Мне очень неприятен мир вокзала. Зал ожиданья, сон с открытым ртом, на плавящихся бутербродах – сало… Жизнь табором, жизнь роем, жизнь гуртом, где мельтешат, немыты и небриты, в потёртых кепках, в мятых пиджаках, расползшейся страны моей термиты с младенцами и скарбом на руках. Вокзал, густое царство неуюта, бездомности – такой, что хоть кричи, вокзал, где самый воздух почему-то всегда пропитан запахом мочи… Ты невиновен, бедный недоумок, вокзальный обязательный дурак; не виноваты ручки старых сумок, чинённые шпагатом кое-как; заросшие щетиной полулица, разморенные потные тела – не вы виной, что вас зовёт столица, и не её вина, что позвала. Но как страшусь я вашего напора, всем собственным словам наперекор! Мне тяжелей любого разговора вокзальный и вагонный разговор. Я человек домашний – от начала и, видимо, до самого конца…
Мы шли к буфету. Маша всё молчала, не поднимая бледного лица.
Мы отыскали вход в буфет желанный: салат (какой-то зелени клочки); тарелочки с застывшей кашей манной; сыр, в трубочку свернувшийся почти; в стаканах – полужидкая сметана; селёдочка (все порции с хвостом)… Буфет у них стояч, но, как ни странно, в углу стояли стулья: детский стол. Я усмехнулся: Маша ела кашу… Мой идеал слегка кивнул в ответ. Напротив изводил свою мамашу ребёнок четырёх неполных лет. Он головой вертел с лицом натужным. «Ты будешь жрать?!» - в бессилии тоски кричала мать ему с акцентом южным и отпускала сочные шлепки. «Жри, гадина, гадючина, хвороба!» - и, кажется, мы удивились оба, жалея об отшлёпанном мальце, что не любовь, а всё тоска и злоба читались на большом её лице.»
Вам понравилось? Мне очень! Функция чтения – развлечь читателя? Как вы считаете?
